– Голицын помогает идее Великой Армении? – усомнился Лыков. – От Турции до Воронежа?
– Да это бред! Газетчики определенного толка раздувают сплетню, что армяне тайно готовят создание своего государства. Но почему именно до Воронежа? Откуда он взялся? Кто-нибудь видел бумаги, программные документы?
– Пусть про Воронеж загнули, – согласился питерец. – Но армяне ведь действительно думают о собственной стране. Сначала автономной области в составе Турции. Но как только она появится, что станет с русской Арменией? Эти две части неминуемо захотят объединиться. И вряд ли под нашим скипетром.
– Наш скипетр, как я только что сказал, умеет лишь наказывать. Кто же добровольно захочет в ярмо?
– Максим Вячеславович, не уходите от ответа. Мы с вами русские люди и, полагаю, верноподданные. Как нам относиться к кавказскому сепаратизму? Ведь следом за армянами независимости захотят и грузины, и татары. Не будет тогда русского Кавказа. Столько крови мы за него пролили… Я и сам проливал, не только чужую, но и свою. И что, все псу под хвост?
– Не знаю, – развел руками Скиба. – Однако есть пословица: насильно мил не будешь. Если здешние народы захотят жить своим умом, нам останется только стрелять. Разве это будет справедливо? Вы лично готовы стрелять в грузина, армянина, татарина, если те потребуют независимости?
– Нет, конечно, – отшатнулся питерец.
– И что тогда делать?
– Нам или власти?
– И нам, и власти.
– Я не знаю, Максим Вячеславович. Для того и завел разговор, чтобы узнать ваше мнение.
– И я не знаю, – вздохнул Скиба. – Власти надо стать одинаковой для всех. Не разъединять людей разного исповедания, а объединять. Не закрывать национальные школы, а, наоборот, поощрять их. Пусть внутри одной большой страны каждый народ живет своим обычаем, лишь бы исполнялись законы. И вообще, из хорошего государства никто не захочет уходить. Тем более на Кавказе.
– В каком смысле?
– Армянам с грузинами трудно будет решиться на самостоятельную жизнь. Ведь они окажутся в окружении мусульман. Вспомните, что толкнуло Грузию в лоно России. Панисламизм, по моим наблюдениям, набирает силу. И что будет с христианами тогда? Мы же только и делаем, что отталкиваем от себя местное население. Даже называем их оскорбительно: туземцы. Причем в официальных документах!
– Да, – смутился Алексей Николаевич, – это глупо. Я знаю много грузин и армян, которые образованнее меня, а в казенной переписке они туземцы.
– И опять обошли комплиментом татар, – заметил Скиба.
– Значит, от центральной власти зависит будущее империи? – сменил тему Лыков.
– А как иначе? Не будет государства, в котором хорошо, удобно и безопасно жить, – все разбегутся. Начиная с поляков и финнов и кончая нашими абреками.
– От центральной власти, – пробормотал сыщик вполголоса, – и от Его Величества.
– И от государя, и от его министров. Такие, как ваш Плеве, только ускоряют процесс распада империи. Он, как говорят в кавалерии, слишком затянут на правый повод. Но не только от царя зависит или от его ближайших слуг. Много людей ежедневно вносят свою лепту. Больше всех, конечно, полиция.
– Полиция?
– Разумеется. Ведь обыватель чаще всего сталкивается с властью в лице полиции. Нам ли с вами не знать? Так что, дорогой Алексей Николаевич, будущее империи зависит в том числе и от вас. А я провожу трамвай, от меня теперь ничего существенного не зависит. И знаете, так легче жить!
– То есть ответа на вопрос, что делать, у вас по большому счету нет, – констатировал Лыков.
– Можно и так сказать, если вам от этого станет легче, – покачал головой Скиба.
Женщины будто только этого и ждали. Серьезная беседа мужчин надоела им. Мария Ивановна на правах хозяйки объявила:
– Достаточно разглагольствований! Садимся за стол. Сегодня у нас люля-кебаб из баранины со свининой и свежие алазанские овощи. И вина, давайте выпьем вина. За чудесное воскрешение Алексея Николаевича. Я тоже, признаться, всплакнула, когда стало известно о его пропаже.
Разговор опять стал общим. Хозяйка всячески превозносила свою подружку. В частности, она похвалила Вику за храбрость особого рода. Сыщик удивился и потребовал разъяснить, что это за храбрость такая появилась у дамочек.
– На Масленую Вика в собрании танцевала кэк-уок!
Скиба, видимо, смутился и пошел на кухню за соусом. А Мария Ивановна воинственно подбоченилась:
– Да, кэк-уок. Назло ханжам.
– А как отнеслось к этому общество? – осторожно поинтересовался питерец.
– По-разному. Мужчины одобрили. А глупые бабы осудили. Галдели, как стая разъяренных гусынь. Я единственная поддержала Вику.
– А вы что испытывали в этот момент, Виктория Павловна? И зачем, простите мне мой вопрос, вам это понадобилось?
Жевешка ответила с вызовом:
– Захотела и станцевала.
– Но эпатаж, разве не так?
– Да плевать мне на гусынь! Я живу своим трудом, от бывшего мужа беру деньги лишь на содержание сына. Он ведь и его сын тоже. А все прочие расходы мои. И эти сибаритки, что сидят на шее своих супругов, будут мне указывать? Хочу – полюблю, хочу – разлюблю, хочу – танцую. Вот такая. Кому не нравится – может со мной не общаться.
Это было сказано специально для гостя. И тот прикусил язык. Здесь, на Кавказе, где у женщины прав еще меньше, чем в европейской России, Виктория Павловна выглядела вызывающе самостоятельной. Но это и привлекало…
Еще Лыков попытался представить себе Вареньку, танцующую неприличный танец в Благородном собрании. И не смог…
Разговор сменил русло, постепенно выпили все вино, за окном окончательно стемнело. Наконец хозяин вынул из кармашка золотые часы с гербом, откинул крышку и присвистнул: