– Не поймали?
Тот смутился:
– Кто же знал, что он на площадь побежит, а не во дворы? В одном сапоге удрал.
Лыков кивнул, охнул и заковылял к дверям.
Через час в кабинете полицмейстера подвели итоги операции. Они были удручающими. Безвуглый в одиночку расправился с Лыковым и Гайдуковым. Городовой не успел вступить в схватку – его ударили в спину. Видимо, кроме Мерзавкина, у атамана был второй охранник. Он сидел в общем зале, не выдавая себя, и в нужный момент вмешался.
Единственное, что примирило всех с поражением, было состояние Ухова. Врачи заявляли, что он выживет. Алексей Николаевич своевременно перевязал рану и остановил кровь. Кроме того, в руки полиции попал есаул – питерец перебил ему нос. Мерзавкина посадили в карцер, чтобы сразу сломить. Но тот только матерился. Шансов, что он заговорит, было немного.
Сидели вчетвером: Ковалев, Снитко, Лыков с перевязанной головой и Гайдуков с заплывшим глазом. Околоточный повторял:
– Убью сволочь! Убью сволочь! Найду и убью.
– Парамон Иваныч, хватит, – осадил его полицмейстер. – Без тебя тошно. Что делать-то будем?
– Искать заново, – оптимистично заявил Лыков.
– Где?
– Это нам пусть скажут сыщики.
– Ну, раз мы теперь знаем, сапоги какого фасона носит Безвуглый… – начал Снитко, и все сразу захохотали. Отсмеявшись, помощник пристава закончил:
– Облавы, облавы и еще раз облавы. Во всех русских кварталах и во всех военных местностях.
Он подошел к карте и стал показывать:
– Молоканскую слободу, Пески, Ново-Троицкое поселение в первую очередь. И Чугуреты, там полно военных. Еще то, что за полотном железной дороги: хутора саперного батальона, лагерь Тифлисского полка, казармы нестроевых рот Мингрельского полка, бараки между патронной и пороховыми погребами.
– А почему там? – спросил Ковалев.
– Если солдатики прячут Безвуглого, им проще делать это за городской чертой, где меньше офицеров.
Лыков начал загибать пальцы:
– Всех под одну гребенку, не только русских или военных. Трактиры, чайные, ночлежные дома, бордели и духаны. Вокзал. Гостиницы и меблированные комнаты. Постоялые и заезжие дворы, караван-сараи. Известные полиции притоны. Скупщики краденого, ломбарды, лица, занимающиеся сводничеством. Места стоянки рабочих и рекомендательные конторы для найма. Поднадзорные за преступления. Высланные и подвергнутые взысканиям в административном порядке. Лишенные прав занятий известных должностей: сторожа, дворника, швейцара и гардеробщика. Неблагонадежные полотеры, старьевщики, вообще мастеровые, которые ходят по домам…
– Так это всех тулухчи придется общупать, – прервал коллежского советника Гайдуков.
– Водовозов? Обязательно, – сказал питерец и продолжил: – Далее профессиональные нищие и лица, имеющие судимость. Всех пощупать!
– А нищих зачем? – удивился полицмейстер.
– Осведомленные, вот зачем. Далее смотрим места, где можно заночевать под открытым небом, в первую очередь кладбища. Особо внимательно обследуем пригородные деревни. Овраги прочесать! Всех городовых на улицу, включая резерв. Пусть днем и ночью смотрят в оба. Агентуру напрячь, пообещать награду в тысячу рублей за сведения о Безвуглом.
– Тысяча рублей? – не поверил Ковалев. – А где я ее возьму?
– Я дам.
– Мстительный вы человек, Алексей Николаевич…
– Это ему за мою коленку. И за глаз Парамона Ивановича.
– Тыща! – мечтательно произнес околоточный. – Да за такую сумму я Ваньку на аркане притащу. Самолично!
– Притащите – деньги ваши, – подтвердил свои слова коллежский советник.
Но с агентурой сразу не задалось. Вечером на Норийском подъеме у дома Майсурадзе нашли покойника с колотой раной в груди. А утром в Нахаловке, в карьере, где добывали камень и землю для мощения улиц, – второго. Снитко загрустил. На вопрос коллежского советника он ответил:
– Первый-то был просто вор, казнили по подозрению. А второй – мой освед. Тот самый, что прознал насчет именин.
– Безвуглый его вычислил?
– Похоже на то. Быстро сообразил, скотина. Теперь никто слова не скажет, урок получили.
И действительно, после двух убийств все как воды в рот набрали.
Не дал ничего и допрос есаула. Гайдуков избил его до полусмерти, без всякой жалости. Мерзавкин мочился кровью и впадал в забытье, но атамана не выдал.
Поиски шли неделю. Жулики всех мастей начали разбегаться из города. Полиция не успокаивалась. Городовые, в отместку за раненого товарища, спуску не давали. Воров и грабителей, попавших в облаву, приводили едва живых. Во дворе губернской тюрьмы спешно строили новый барак – сажать арестованных было уже некуда. И напряжение стольких дней дало результат.
Однажды Снитко явился с загадочным видом. И попросил собрать, как он выразился, весь полицейский кагал. Ковалев с помощником, Лыков и Гайдуков расселись и хором воскликнули:
– Ну?
– Нашелся, собачий сын!
– Где он?
– В Колючей балке.
– Я с самого начала предполагал, – радостно возопил околоточный, хотя никто от него в последние дни такого не слышал.
Полицмейстер нахмурился:
– Колючая балка большая. Запереть ее сил не хватит. Точное место известно?
– Не такая она и большая, – возразил коллежский секретарь. – Запрем как миленькую. А место известно приблизительно.
– То есть? – не понял Лыков.
– Ванька Безвуглый прячется в доме Гургенбекова.
– И что?
– А то, Алексей Николаевич, что никто не знает, где этот дом стоит. Вся слобода, как я говорил, незаконная. Разрешений на строительство нет. Двести домов, без плана, кто где вздумает…