Тифлис 1904 - Страница 59

– Хорошо. Тогда завтра в девять пополудни в «Сладкой лозе». Покажите мне эту отдельную комнату, я приду без сопровождающих. И познакомьте с хозяином.

Ковалев усмехнулся:

– Алексей Николаевич, что вы, право?.. Чай, не маленькие. Хозяин Кайхосро Сирбиладзе. Он вас давно срисовал, поскольку вы пришли со мной. Завтра смело заходите вон в ту дверь.

На этом выездное совещание закончилось. Коллежские советники вернулись в город. Лыков выскочил из фаэтона на Головинском проспекте и пошел в кавахану. Ему хотелось обдумать результаты своей инициативы.

Алексей Николаевич вовсе не предполагал, что внедрение какого-то армянина в казначейство даст результат. Человек этот будет от Ковалева. А сыщик уже приписал полицмейстера к агентам «большой постирочной». Вся операция задумывалась им как отвлекающий маневр. Пусть тифлисцы считают, что командированный не сидит сложа руки, а действует. Но под их контролем.

Настоящее проникновение в воровской механизм он планировал через три дня. Нужный человек уже выехал из Петербурга в столицу Кавказа. Лыков получил об этом шифрованную телеграмму. Департамент полиции сообщал, что его план принят. Губернский секретарь Азвестопуло едет под своим именем и везет те самые меченые доходные бумаги, что украли из конторы Сиюза.

Вообще, в последнее время жизнь командированного приобрела оседлый характер. Сыщик понял, что завершить дознание нахрапом не получится и он застрял здесь надолго. В итоге выработались привычки, появились ритуалы. Питерец научился спрашивать «рамбавия?» вместо «что нового?». Раз в три дня заходил в лучший в городе «Персидский и кавказский магазин» Ахшарумова и Джанинова и покупал там свежие воротнички и манжеты. Заведение находилось прямо под ним, на первом этаже здания гостиницы. В обеденное время коллежский советник пробовал разные варианты шашлыков в многочисленных харчевнях. Еще купался в разных серных банях. А по вторникам и пятницам навещал госпожу Фомину-Осипову в ее домике в Третьем проходе Лабораторной слободки. В эти дни бывший муж Виктории Павловны забирал сына к себе, и свиданию любовников никто не мешал. Хозяйка отпускала и прислугу. В маленькой чистой квартире становилось тихо и уютно, совсем не так, как в опостылевшей гостинице. Вблизи грозная врачиха оказалась милой женщиной, скучавшей по семейному очагу. Жизнь свою она считала неудавшейся и горевала по этому поводу. Но держалась и ради сына, и ради статуса. Ведь женщин во врачебно-санитарной управе было всего две. Остальные – саврасы, которым и диплом, и положение в обществе достались много легче. И Виктория Павловна всячески старалась поддерживать репутацию строгого человека. Зато одинокому сыщику, заброшенному в чужой город, уготовила много нерастраченной ласки… Фомина не предъявляла к своему новому другу никаких претензий, отказывалась от подарков, не спрашивала о прошлой жизни. Просто решила, что этот мужчина, приближавшийся к пятидесяти годам, достался ей ненадолго, ну и пусть. Торс у него все еще как у Геркулеса, но голова седая, а на теле то ли девять отметин, то ли десять – тот и сам не знает. И какая-то другая женщина переживала за эти раны. И продолжит переживать, когда он вернется домой.

Лыков же не стал терзаться угрызениями совести, малодушно списав свою слабость на физиологические потребности. Плохо одному. А он еще мужчина нестарый, куда деваться? Помрет – бог с него за все спросит. Пока же вот так…

Раз из интереса коллежский советник зашел к своей пассии на службу. Врачи помещались во дворе городской управы на углу Лабораторной и Сололакской. Гость явился по убедительному поводу, чтобы не компрометировать Викторию Павловну. Но раз уж попал, осмотрел с интересом все санитарно-врачебное хозяйство. Мария Ивановна помогала приятельнице, и две дамы устроили гостю экскурсию. Он увидел коллекцию скелетов, химическую лабораторию, библиотеку, дезинфекционную печь и прочие инструменты борьбы с заразой. Особенно поразил сыщика спущенный в подвал шкаф с нарисованным на дверцах черепом и надписью: «Смертельно!». Оказалось, это собрание образцов различных бацилл, найденных врачами управы в пищевых продуктах. Бациллы были закупорены в банки, на каждой красовалась этикетка с указанием. Ключ от шкафа госпожа Щербакова носила на цепочке вместе с часиками и никому не давала. Отчаянная женщина!

Еще у коллежского советника появилась собственная вооруженная сила. Министр финансов Коковцов внял просьбе Плеве. Однажды утром к сыщику прибыли представляться лихой штабс-ротмистр и звено пограничников.

Офицер выступил вперед и доложил с акцентом:

– Господин коллежский советник! Штабс-ротмистр Топурия прибыл в ваше распоряжение согласно приказу начальника Шестого округа пограничной стражи генерал-майора Теляковского.

– Здравствуйте, – протянул ему руку сыщик. – Меня звать Алексеем Николаевичем, а вас?

– Иосиф Хахиевич.

Топурия выглядел староватым для своего невысокого чина. Но в черных усах и бороде ни одного седого волоса, а фигура, как это часто бывает у грузин, великолепная: широкие плечи при тонкой талии.

– Представьте мне солдат.

– Слушаюсь. Старший звена ефрейтор Петров. Рядовые Иванов-первый и Иванов-второй.

– Да, с фамилиями у ребят как-то однообразно. Но вроде боевые, а?

Действительно, все трое были с аннинскими медалями.

– Так что, ваше высокоблагородие, мы все с персидской, значит, границы, – солидно доложил ефрейтор.

И замолчал, ожидая понимания. Лыков понял его. Граница с Персией – самая беспокойная во всей империи. Там и контрабандисты, и курды целыми бандами ломятся, и доморощенные абреки туда-сюда шастают. То и дело вспыхивают кровавые стычки, в которых обе стороны несут потери. На такой службе люди быстро становятся опытными.