Тифлис 1904 - Страница 82

– В каком смысле? – не понял полковник Свечин.

– Злогостев рассказал все до деталей, – сообщил Алексей Николаевич. – А еще есаул Мерзавкин заговорил наконец. Когда узнал, что атамана Безвуглого уже зарыли… Поэтому сейчас картина в целом ясна. Многочисленные казначейства края использовались тифлисцами втемную. Например, меченые купюры всовывали в пачки и увозили в Карс. Там русской власти всего двадцать пять лет. В ходу, помимо наших, еще турецкие, персидские, афганские деньги. Местные торговцы возьмут любой билет и пустят в оборот. Никто ничего не заметит. А кассиру Карского казначейства и в голову не придет, что ворованные банкноты прислали его собственные начальники. Это что касается денег. А с доходными бумагами люди Козюлькина поступали наоборот. Ведь казначейство занимается множеством вопросов, вплоть до регистрации пробирных клейм и выдачи промысловых свидетельств. В том числе оно покупает и продает государственные бумаги и выдает капитал по истекшим сериям. Тут-то «грязные» серии и подмешивали к «чистым». Их номера вписывали в отчеты, полученные с окраин. Откуда-нибудь из Сальян или Ардагана. Нагло подделывали почерк, искали похожие чернила. И сохраняли пришедшие оттуда бандероли. Вот отчет, вот бандероль, вот подпись ардаганского казначея. Он и принял к оплате краденые бумаги! Хотя мы своевременно посылали ему список.

– Но за такую работу их самих следовало наказать, – возразил генерал Фрезе.

– Следовало, – кивнул питерец. – Когда-нибудь непременно наказали бы. За недосмотр и халатность. Но не за аферизм. Идея «большой постирочной» одноразовая, нельзя слишком долго водить власти за нос. И, как мы помним, конец ее был уже близок. Но чины тифлисского казначейства надеялись отделаться не каторжными работами, а удалением со службы. Их бы выгнали в конце концов. И они ушли бы, опороченные, но богатые.

– Это вы рассказали про государственные бумаги, – влез с вопросом Ковалев. – Но в империи много и частных серий. Люди Козюлькина и с ними ведь работали? В смысле «отстирки».

– Безусловно, – подтвердил питерец. – Еще как! Бандиты не раз приходили к ним с частными бумагами. Тут тифлисские жулики действовали еще более нагло. А именно, всовывали «гнилые» купоны в текущие расчеты. Ведь краевое казначейство – это касса, через него идут наличные платежи самых разных контрагентов. Оплата совершается в том числе в купонах, поскольку «живых» денег в стране не хватает. И злогостевы с баграм-беками просто меняли в проходящих суммах незамаранные бумаги на «грязные».

– И никто из получателей этого не замечал? – удивился губернатор.

– Нет. Наличный платеж приходил из одного казначейства в другое. Из Тифлисского, например, в Астраханское. От батумского продавца покупателю в Черный Яр. Кассиры подменили в общей сумме три купона. Астраханские чиновники и в страшном сне не могли представить, что их кавказские коллеги способны на такое. Никто не сверял пришедшие бумаги со списком находящихся в розыске. И сумму спокойно переводили конечному получателю. Тот тем более полагал, что все чисто. Ведь два казначейства проверяли! И пускал купоны далее по платежной цепочке, уже из Черного Яра в какой-нибудь Царевококшайск. Номера купонов при этом, естественно, не записывали. Все, концов не сыскать.

– Но афера действительно началась с дашнаков? – спросил Фрезе.

– Да. Как разовая сделка, личный профит Козюлькина. Однако Трембель быстро узнал об этом от своих осведомителей и прижал казначея. Только с целью не пресечь, а, наоборот, увеличить масштаб дела. Уже под собственным контролем. Именно Карл Федорович придал ему законченный вид: представители в других городах, собственный уполномоченный среди абреков, оказание услуг политическим партиям. Статский советник по своему служебному положению контролировал всю полицию в крае. И сумел найти в ее кадрах сообщников. За комиссию эти люди дозволяли абрекам безнаказанно грабить. Нам известны из них лишь Шмыткин и Дулайтис. Но таких негодяев должно быть много больше. Их имена Трембель унес с собой в могилу. А у вас, господа, уйдет много сил и времени на разоблачение тайных участников почившей аферы.

Все помолчали, налили еще вина, потом Свечин задал новый вопрос:

– Что с Максимом Вячеславовичем?

– Отняли правую почку. Но он держится бодро, шутит.

– Шутит… А как он отнесся к измене Щербаковой?

– Это, возможно, самое горькое во всей истории, – вздохнул сыщик. – Они прожили семь с лишним лет как муж и жена. Хорошо хоть детей не завели. Кстати, Скиба отчасти подсказал главарю «большой постирочной» ее идею. Прочитал однажды в газете про то, как поймали вора при попытке обернуть меченый купон, и посмеялся над дураком. А заодно объяснил Марии Ивановне, что надо сделать, чтобы не попасться. Та передала любовнику, а уж Трембель наложил идею Скибы на мелкую проказу Козюлькина. Когда жевешка заметила, что у ее супруга начинается дрожательный паралич, то решила избавиться от него. А как? Рано или поздно Щербакова просто отравила бы Максима Вячеславовича. Но тут приехал я и начал дознание. Скиба дал мне слишком высокую характеристику. Преступники напугались. Потом решили использовать ситуацию в свою пользу. Здесь Мария Ивановна сыграла не последнюю роль. Она была правой рукой Трембеля. Женщина с выдающимся характером, сильная, умная, докторша придумала многие уловки «постирочной». В частности, именно она назначила Скибу главным злодеем. И стала подделывать улики и подбрасывать их мне. Я едва не попался. Меня выручил Имадин.