Лала держалась молодцом. В утренних сумерках коллежский советник свернул с шоссе на боковую дорогу – она была разработана много хуже, и лошадь сразу сбавила скорость. Да и утомилась уже, бедняжка. Но сыщик был доволен: он проехал Сасадило, никем не замеченный. Теперь осталось так же скрытно определить место засады и затаиться там.
Место он обнаружил почти сразу, в полутора верстах от селения. Дорога шла вдоль Иоры. Справа возвышалась гряда Гомборского хребта. Оттуда тяжело спускаться, туда трудно подниматься. Нападавшие явятся со стороны реки, чтобы можно было быстро уйти в лес. Но для этого нужен брод или мост. И Лыков нашел этот брод. Тропа с правого берега Иоры выходила на левый очень удобно: у стыка дорог густо рос кустарник. Идеальное место для засады.
Питерец спрятал кобылу за двести саженей, в полугоре. А сам сунулся было в кусты у пересечения дорог, но передумал. Пролезть в чащу, не оставив следов, – задача невыполнимая. Он собьет росу с травы, и разбойники могут это заметить. Тогда Лыков спустился в реку и поднялся в кустарник по крутому берегу, не задев росы. Осмотрелся, приладился – и замер. Патрон в патроннике, кинжал и револьвер под рукой. Он был готов к бою и рассчитывал победить.
Противник появился всего лишь через час. Вовремя сыщик занял позицию! К его удивлению, шайка не пришла, враг был один. Верховой с замотанным лицом осторожно пересек Иору, держа наготове винтовку. Выехал на берег, отвел коня в лес и пролез в кусты. Встал там, где и предполагал Лыков, – у соединения троп. В результате сыщик оказался прямо у него за спиной, всего в десяти шагах. Убийца не замечал питерца. Он пристально всматривался в дорогу, держа ее на прицеле.
Пора! Лыков бесшумно приблизился к горцу, приставил ствол винчестера к его лопаткам и тихо приказал:
– Брось оружие.
Разбойник дернулся от неожиданности. Алексей Николаевич едва не нажал на курок. Но сдержался и добавил:
– Брось! Не то застрелю.
Убийца выпустил винтовку и поднял руки.
– Расстегни пояс с кинжалом.
Горец повиновался.
– Теперь три шага вперед.
Когда обезоруженный разбойник выполнил и этот приказ, Лыков скомандовал:
– Сними башлык и обернись.
Нехотя тот повернулся, и сыщик опешил. Перед ним стоял… Имадин Алибеков! Чеченец, который встретился ему в Забайкалье двадцать один год назад и в чью сестру Хогешат Лыков влюбился без оглядки. Тогда «демон» – а сыщик выдавал себя за уголовного – отпустил брата и сестру в Америку. Вместе с приятелем из настоящих уголовных, Яковом Недашевским по кличке Челубей. Яков отбил у сыщика невесту; так они и уехали втроем. Хогешат умерла потом родами, а Имадин вернулся на Кавказ. Год назад Алексей Николаевич услышал об этом от Челубея, который служил теперь военно-морским агентом САСШ в Германии. Недашевский сказал, что давно потерял след горца. И вот теперь тот обнаружился – на мушке у сыщика. Постаревший, обросший седой бородой, но все же узнаваемый.
Лыков закинул винтовку на плечо и воскликнул вполголоса:
– Имадин! Ты ли это?
Чеченец, изумленный, всматривался в лицо захватившего его врасплох человека. Потом спросил:
– Кто ты? Я тебя знаю?
– Я Лыков. Ну? Неужели ты забыл меня?
– Алексей? – Горец не верил своим глазам. Тут сыщик не выдержал, шагнул к нему и крепко обнял его:
– Имадин! Дорогой Имадин…
Алибеков прошептал пораженно:
– Ведь я пришел убить тебя.
– Вряд ли это тебе удалось бы, – счастливо рассмеялся сыщик.
Он поднял с земли пояс с кинжалом, протянул чеченцу, следом вручил винтовку:
– Пора уходить отсюда. Нам есть о чем поговорить, правда?
Лыков ошалел от радости. Минуту назад он едва не нажал на курок. Мог убить человека, которого любил, уважал и не раз вспоминал. Но сейчас Имадин был по другую сторону. Требовалось срочно разобраться в новых обстоятельствах.
– Тебя прислали сюда в засаду, чтобы подстеречь меня. Так?
– Так. Но если бы я знал!
– Кто послал, Динда-Пето?
– Нет, Фолат Солтан-оглы. Он главный разбойник в окрестностях, но подчиняется абреку.
– Ты, выходит, тоже теперь абрек?
Чеченец вспыхнул:
– Нет, я разбойник!
И спросил встревоженно:
– Ты знаешь разницу?
– Да, – ответил сыщик. – Разбойник убивает, лишь защищая свою жизнь. А вот абрек убивает, когда захочет.
– Именно так. Русский, а понимаешь… Я не абрек, нет. Да, живу в горах. Живу разбоем, это правда. Но за все годы отчаянной жизни я убил только двоих, и они сами были разбойниками. Хотели прогнать меня и занять мой перевал. Пришлось их наказать.
– А других? Пойми, я сыщик, мне очень важно знать, что ты натворил в годы отчаянной жизни. Может, удастся получить помилование?
Имадин сник:
– Какое помилование? Нет мне выхода, я пропащий человек. Пятнадцать лет жил кинжалом.
– Но не резал людей?
– Говорю же, нет. Ведь я не абрек! Они отдавали свои деньги, имущество. Никто ни разу не пробовал сопротивляться. Если бы пробовали, может быть, я пролил бы кровь. Но Аллах сжалился, позволил мне удержаться на самом краю.
Лыков посмотрел пристально на чеченца и сказал:
– Однако сейчас ты приехал, чтобы убить. Незнакомого тебе человека, и потому лишь, что так тебе велел Солтан-оглы.
– Солтан ничего не может мне велеть, – возразил чеченец. – Но ты прав в главном: я подошел к краю. Делать нечего, иначе смерть. Пятнадцать лет в горах – это очень трудно. Мне сорок лет, здоровье… как по-русски? Износилось. Сердце щиплет. Я был у хакима, он говорит – надо лечиться. В русскую больницу я пойти не могу. Нужны деньги, чтобы уехать в Баку и там найти доктора. Еще паспорт. Солтан сказал: застрелишь русского – получишь от Динда-Пето пятьсот рублей. Я думал-думал и согласился. Вот, стал бы абрек. Спасибо, что удержал меня, не дал.