– Ладно, Елизбар. Будешь сотрудничать – тогда получишь шанс. Но учти, за убийство полицейского офицера тебе полагается виселица. Только чистосердечное признание и помощь в аресте сообщников могут тебя спасти. И то, если государь захочет.
Чолоков напрягся, не сводя с сыщика глаз.
– На государя влияет министр внутренних дел. Тот, кто послал меня сюда. Он ждет рапорта по завершении дознания и прислушается к моему мнению. Значит, Елизбар, твоя жизнь зависит главным образом от меня. Понимаешь?
– Угу…
– А ты очень меня разозлил, очень. Шанс твой крохотный.
– Они заставили убить кровника, заставили. Я не хотел.
– Кто заставил?
– Большие люди, – глухо сообщил абрек.
– Какие? Назови имена, должности.
– Я же говорю, не знаю. Простой абрек, кто мне скажет? Они давно уже используют Динда-Пето. И не только. Все разбойники в крае платят, чтобы их не поймали. Не будешь платить – стражники тебя убьют. Шмыткин сказал: если я не кончу того поручика, покровительство снимут.
– И что тогда?
– Тогда конец. Рано или поздно застрелят. Шмыткин приказал – я исполнил.
– Это полиция? Покровительство за деньги оказывает полиция?
– Полиция или кто еще – какая нам разница? Они не представляются. Мы видим лишь посредников в низких чинах. Но все очень строго. Плати десять процентов и делай, что хочешь. Однако так не везде. В Закатальском округе покровительства нет. В Горийском уезде тоже.
– А обмен меченых купонов?
– Там другие расценки. Пятнадцать процентов было, а теперь они повысили до двадцати. Любые бумаги и любые суммы.
– Почему повысили?
– Шмыткин сказал, стало труднее. В Петербурге пронюхали, послали сюда сыщика. Тебя, значит. Вот расценки и выросли.
Алексей Николаевич вернул пленника в камеру и пошел на телеграф. Там он отбил депешу: «Губернатору Свечину, сс Трембелю. Абрек Динда-Пето мною арестован. Завтра будет доставлен в Тифлис. Данной министром внутренних дел властью приказываю задержать помощника полицмейстера Шмыткина. Принять меры к его изоляции. Кс Лыков».
После этого питерец навестил начальника округа. Тот читал протокол изъятия вещей у Борева.
– Однако награбили ребята, – сказал он, отодвигая бумагу. – Спасибо, Алексей Николаевич. Пришел, увидел, победил. Вот это я понимаю: сыщик. А мы тут…
Лыков вспомнил слова абрека, что в Закаталах ему покровительства нет. И смягчился. Павлов, при всем его стариковстве, был честный служака. А капитан Гвелисиани просто молодец.
– Андрей Павлович, я завтра возвращаюсь в Тифлис. Нужен конвой. Мы, помните, говорили про елисуйцев?
– Помню. Штабс-ротмистр Магрурыбал Хан-Елисуйский будет здесь через сорок минут.
– Без меня прошу не начинать.
В ожидании хана коллежский советник пошел к товарищу. Он вывел Имадина за ворота и спросил, указав вниз:
– Видишь это?
К форштадту спускалась дорога, по обеим ее сторонам росли платаны.
– И что?
– Завтра утром мы будем спускаться по этой дороге. Где бы ты поставил засаду?
– Слева, на полпути вниз.
– Я бы тоже. Мишени некуда будет деться. А стрелку легко убраться в лес.
– Что ты предлагаешь?
– Встань там с полуночи и будь наготове.
Чеченец усмехнулся:
– Хочешь, чтобы я поймал их, как ты поймал меня?
– Думаю, стрелок придет один. Но возможно все. Может, дать тебе напарника? Капитан Гвелисиани – храбрый человек, он не откажется.
Имадин задумался, потом произнес:
– Храбрости мало, нужна еще опытность. А капитан стоял когда-нибудь в засаде шесть часов? И чтобы ни одна ветка под ним не хрустнула?
– Не знаю. Можно спросить.
– Нет, тут требуется разбойник.
– Или бывший пластун, – засмеялся Лыков, имея в виду себя.
– Бывший пластун? – не понял чеченец. – Такой, как Безвуглый?
– Ты знаешь этого бандита? Расскажи мне о нем. Он тоже из пластунов?
– Да. Очень опасный. Дезертир, сбежал из Четвертого Кавказского пластунского батальона. Причем был там унтер-офицером.
– Не может быть! Кто же пустил такого в унтера?
Алибеков пояснил:
– Кажется, у вас это называется инструктор. Он обучал новобранцев пластунским приемам. Лучший стрелок округа, а также победитель в соревновании Тифлисского гарнизона по рукопашному бою. Еще Безвуглый любит криви, это грузинский кулачный бой. В Сурп-Карапетовском овраге дерутся на деньги. И в чидаоба участвует, это уже борьба. Она бывает в саду «Италия» на Михайловском проспекте. И там, и там пластун часто побеждал.
– И что же сбило его с пути?
– Видать, был гнилой, вот и треснул. Как-то его поставили в воскресенье под ранец по пьяному делу. Он рассердился, ударил фельдфебеля. Угодил на гауптвахту. Откуда сбежал, перебив караул.
– Недооценили? – понял сыщик.
– А кто знал, что он такой? Теперь вот знают, а поймать не могут. У Безвуглого шайка в несколько человек, собрал из дрянных солдат. И другие ему помогают.
– Шайка из военных? Плохо.
– Чего уж хорошего… – согласился чеченец. – У них знакомства по всем полкам. В каждом найдется кто-нибудь с гнильцой. При оружии, и полиции в казармы вход запрещен. Они собираются на грабеж, а потом раз! – и нету их.
– Где искать Безвуглого, знаешь?
– Сидел в Шантахе, но теперь куда-то скрылся. Он осторожный, часто меняет адреса.
– Ясно. Ну, готовься.
Лыков пошел на совещание. У начальника округа уже сидел туземец воинственного вида, затянутый в портупею. Он говорил по-русски очень плохо, и Гвелисиани помогал ему объясняться.
Коллежский советник потребовал выделить ему в конвой десять опытных людей.
– Как повезете пленников? – спросил Павлов.