А с другой стороны, опять оборвана важная ниточка. Багдасаров, Шмыткин, теперь вот Динда-Пето. Как только он, Лыков, находит важного свидетеля, тот сразу погибает. И все это цепь случайностей? Не может быть.
– Имадин! – сообразил сыщик и стал ловить извозчика. Ведь чеченец сейчас единственный живой свидетель. Он менял краденые купюры, ходил в казначейство… Значит, постараются устранить и его.
Когда Алексей Николаевич ворвался в номер, Имадин сидел под настенником и читал газету. Практиковался в русском языке.
– Уф! Все в порядке?
Чеченец поглядел на друга и спросил в ответ:
– Что-то случилось с Динда-Пето?
– Да.
– Его зарезали в камере, будто бы кровник. Так?
– Так.
– Ловко.
Алибеков отложил газету и задумался.
– Я… – начал было сыщик, но отставной разбойник жестом остановил его. Так в молчании прошла минута, потом Имадин поднял глаза:
– Мне надо спрятаться.
– Согласен. Потребуются документы, но их я сделаю.
Тут в дверь постучали, и вошел полицмейстер.
– Алексей Николаевич, Имадин Алибекович, едемте ко мне.
– Зачем?
– За документами. Сами понимаете…
Имадин бросил быстрый взгляд на друга, тот кивнул: вот видишь!
Через полчаса в кабинете полицмейстера хозяин протянул Лыкову бланк.
– Это вид на три года, с полицейской явкой города Тифлиса, моей подписью и печатью. Чистый. Впишите туда вымышленные имя и фамилию, так, чтобы даже я их не знал.
Алексей Николаевич как раз об этом и хотел просить Ковалева, только не решил, как сказать.
– Спасибо, Георгий Самойлович!
– Еще понадобится оружие.
– Я дам Имадину маузер Динда-Пето.
Тут чеченец запротестовал:
– Оставь его себе, это хорошая штука. Сто рублей стоит!
– Прикажешь дать плохую? – рассердился сыщик. – Твоя жизнь в опасности!
– Ну и что? Она давно уже в опасности, лет двадцать как. Но и твоя, кстати, тоже. Я-то уеду и спрячусь. Ты один будешь знать где. А куда спрячется Лыков?
– Никуда, – поддержал Имадина полицмейстер. – Алексей Николаевич, мы можем приставить к вам человека. Ненадолго. Но что это даст?
– Я сам буду себя охранять, – заявил коллежский советник. – Так не возьмешь маузер?
– Пока вы ходили по совещаниям, я уже купил себе браунинг, – чеченец вынул из кармана пистолет и показал его. – Так что вооружать меня не надо.
Ковалев нахмурился:
– А… Простите мой вопрос, Имадин Алибекович…
– Где купил? На Армянском базаре. У кого – не скажу.
Полицмейстер сник.
– Да-да, конечно. Но хоть цену назовите.
– Шестьдесят рублей, вместе с патронами.
– Денег я дам, – тут же влез Лыков. – И жди, пока я тебя вызову. Думаю, на войну ты уйдешь раньше, чем понадобишься в качестве свидетеля. Судя по тому, как идет дознание, легким оно не будет. – Подумал и добавил: – Телеграмму Плеве я уже отбил, завтра жду ответ. Но не сомневаюсь, что в отношении тебя он будет положительный. А вот мне его высокопревосходительство даст по шапке…
– За что?
– Свидетели мрут как мухи. А я все брожу в потемках.
– Вы только начали и уже многое узнали, – возмутился Ковалев. – Нельзя требовать невозможного.
– Вы готовы объяснить это Вячеславу Константиновичу?
Полицмейстер замялся, и друзья поторопились с ним проститься. Уже ночь, самое время Имадину исчезнуть.
Сборы заняли несколько часов. Опять консервы, спички, чай плюс бурдюк с водкой. Алексей Николаевич выгреб из бумажника все, что было, – оказалось двести рублей с небольшим.
– Банки откроются только утром, – извиняющимся голосом произнес сыщик.
– Хватит на первое время. А потом я кого-нибудь ограблю и опять стану при деньгах. – Имадин увидел отчаянное лицо приятеля и засмеялся: – Шучу, шучу.
– Где ты решил спрятаться?
– Есть селение Старая Сунжа, две версты от Грозного. Для таких, как я, очень хорошее место.
– Преступное? – догадался Лыков.
– Самое что ни на есть. Это выселок чеченского аула Харачой. Сорок лет назад его спустили с гор за разбои и воровство. Но ничего не изменилось. Как грабили, так и грабят, только теперь город и нефтяные промыслы.
Осталось придумать Имадину новое имя. Посовещавшись, друзья вписали в документ: Муса Ростамов Талашев, крестьянин селения Бердыкаль Грозненского округа Терской области. Чеченец порылся в карманах и вытащил замызганную бумажку.
– Давай сюда еще впишем.
– Что это? – заинтересовался Алексей Николаевич.
– Увольнительный билет Четвертой Кавказской стрелковой туземной дружины.
– Где ты его взял?
– Где-где… Сам-то как думаешь? В горах, конечно.
– Отобрал у жертвы?
– Ну.
– Зачем он тебе сейчас? Есть паспорт, новый, красивый.
– То-то и оно, что новый, – со знанием дела сказал бывший разбойник. – Полиции подозрительно. Нужны еще бумаги, старые, как эта. Вытравлю хлоркой прежнюю фамилию и впишу Талашева. Так будет лучше.
В два часа ночи питерец с чеченцем вышли через задний ход во двор. Там охранитель закона мастерски открыл воровской отмычкой замок в калитке, и они проникли в соседнее владение. Так же, крадучись, пробрались переулками на Лорис-Меликовскую, где шмыгнули в конюшню комендантского управления. Здесь еще утром Имадин оставил лошадей, дав на лапу конюхам. И вскоре два всадника выступили в ночь.
Через Саперную улицу они спустились в Артиллерийскую слободку. Покрутились чуток, не заметили ничего опасного и поднялись на Верийский спуск. Потом по Ольгинской проехали всю Веру. На мосту через одноименную речку скучал постовой городовой, он проводил всадников подозрительным взглядом, но промолчал.