Мария Ивановна снова бросилась к бюро и вынула оттуда три сафьяновых коробочки.
– Вот! Бриллианты! Откуда?
Лыков по очереди открыл их и заглянул внутрь.
– Да. В запонках карат пять, не меньше. В булавке и серьгах чуть не по десять. Может, это подарки для вас и для себя, к юбилею?
– К какому юбилею? Мы сошлись семь с половиной лет назад.
Лыков скорбно вздохнул, потом сказал:
– Мария Ивановна, вы можете еще какое-то время делать вид, что все в порядке? Якобы ничего не замечать, и вообще…
Хозяйка всхлипнула:
– Я уж три года только этим и занимаюсь.
Но не выдержала и зарыдала по-бабьи, в голос.
Сыщик кое-как отпоил ее водой и попросил:
– Еще немного, прошу вас. Пусть они… Пусть он ни о чем не догадывается.
– Попробую… А что потом? Когда все это кончится? И чем?
Каторгой для Скибы, хотел ответить Алексей Николаевич, но удержался. А то еще проболтается из жалости.
– Дайте мне завершить дознание. А там будет видно.
На этом они расстались. Щербакова пошла пудрить лицо, а сыщик отправился в гостиницу. Там его ждал Топурия.
– Алексей Николаевич, вас Трембель разыскивает. Просил телефонировать, когда появитесь.
Лыков подошел к стойке и набрал номер вице-директора канцелярии. Тот сразу закричал:
– Где вы пропадали? Прошу вас приехать ко мне немедля!
В кабинете Трембеля уже сидел полицмейстер. Увидев сыщика, он отвернулся.
– Что вы как маленькие, право, – расстроился статский советник. – Надо службу служить, а вы…
– Карл Федорович, что произошло?
– Да вот Георгий Самойлович пусть доложит. Хотел без вас рассказать, но я настоял. Втроем ведем дознание, втроем и думать надо.
– А Лыков меня уже вычеркнул, – запальчиво сообщил коллежский советник.
– Будет вам, – устало одернул его начальник особого отдела. – Докладывайте.
Ковалев рассказал следующее. Внедренный в казначейство агент Вартапетянц сегодня утром заметил необычную сцену. В общую комнату зашла женщина лет сорока, одетая вульгарно, хоть и богато. Она попросила журналиста казначейства Скугаря «обделать одно дельце». Тот собрался уже отвести ее наверх, но тут поднялся шум. Лыков во главе с подручными ворвался на второй этаж и устроил там арест с обыском. Чиновники сразу притихли, и Скугарь сплавил гостью вон, сказав ей: приходите в следующий раз.
– Кто она была? – спросил питерец у Ковалева. Тот ответил, но не ему, а Трембелю:
– Галуст проявил сообразительность. Он подошел через пять минут к сторожу, сказал, что визитерша позабыла свои перчатки, и спросил, как ее зовут. Мол, готов отнести ей вещь на дом. Сторож и сообщил: это Варвара Матушникова, держательница ломбарда. Живет в доме Сардарова по Винному подъему. Если вернешь ей вещь, заработаешь полтинник.
– Матушникова… Что о ней известно? – опять влез Лыков.
– Знаменитая скупщица краденого, – объявил Трембель. – Первая потатчица воров.
– И явно хотела что-то предложить казначейским, – продолжил мысль сыщик. – Надо взять ее и допросить. А ломбард обыскать.
– Я был того же мнения, но Георгий Самойлович воспротивился.
– Почему?
– Матушникова – австро-венгерская подданная, – сварливым голосом пояснил Ковалев.
– Ну и что?
– А то! Надо сначала упредить об этом консула Австро-Венгрии Гектора ди Розу.
– По закону необязательно. Она же не дипломат, а лишь подданная. Арестуем, тогда и сообщим консулу.
– Консул уехал в вюртембергскую колонию, будет только завтра.
– Значит, завтра и сообщим, – настаивал Лыков.
– Нет, сначала упредим консула, и лишь потом арестуем барыгу, – упрямо заявил полицмейстер.
Лыков с Трембелем переглянулись. Сыщик поднял брови: что за условности? Может, еще императора Франца-Иосифа поставим в известность? Статский советник осторожно спросил полицмейстера:
– Так ли это необходимо? Упустим время. И по закону необязательно.
– По закону, может, и необязательно, а по приказу князя Голицына иначе. Забыли, как было в том году? Я арестовал германского подданного Дракули-Критокоса. Не оповестив консула. И получил выговор от главноначальствующего.
Все помолчали, затем Трембель вздохнул:
– А, делайте, как знаете…
Ковалев сказал, глядя в пол:
– Коллежский асессор Мамамтавришвили не позволил мне ознакомиться с протоколом допроса помощника пристава Дулайтиса.
– Почему? – удивился хозяин кабинета.
– По настоянию командированного чиновника.
– Лыкова?
– Угу.
– Алексей Николаевич, это уж чересчур. Дулайтис – лицо, подчиненное Георгию Самойловичу. Тот должен знать, в чем обвиняют его сотрудника.
– Не могу в интересах дознания, – ответил Лыков. – Чуть позже все предоставлю.
– Когда позже? – рассердился вице-директор. – Почему не сейчас?
– Полученные на допросе сведения требуют дополнительной проверки.
Теперь уже переглянулись тифлисцы.
– Хорошо, – статский советник поднялся, одернул сюртук. – Я доложу о ваших неправомерных действиях министру Плеве. Все свободны.
Ковалев опрометью покинул кабинет, а сыщик остался.
– Что на самом деле произошло в казначействе? – совсем другим тоном произнес Трембель.
Лыков рассказал о своей операции, в которую был вовлечен чиновник петербургской сыскной полиции. И о том, что получилось в итоге. Алексей Николаевич умолчал о двух деталях, бросающих подозрения на Скибу и Фомину-Осипову.
– Блестяще! – одобрил начальник особого отдела. – И молодец, что сами провели, без нашего участия.
И добавил, понизив тон:
– Подозреваете Ковалева?
– Я и вас подозреваю, – спокойно ответил коллежский советник.