Трембель вспыхнул, хотел возмутиться, но передумал:
– На вашем месте я бы тоже… Однако как поступим с барыгой? Будем ждать, пока консул нагуляется в Александердорфе?
– Вы не все сказали, что знаете о ней? – насторожился сыщик.
– Не все. Матушникова не просто австро-венгерская подданная. Через нее идут связи с Галицией.
– Польский след?
– Именно. Уже два раза у нее в закладе находили вещи, украденные польскими громилами. Вот я и думаю… В Лодзи в первых числах марта было совершено нападение на почту. Взяли сорок тысяч облигациями, номера серий записаны. Пока они нигде не всплыли. Вдруг их сюда привезли?
Лыков подумал и сказал:
– При чем тут австро-венгерская подданная? Лодзь у нас в империи. Слишком длинный путь – дважды надо пересекать границу, сначала туда, потом обратно. Там же смотрят чемоданы.
– Если «большая постирочная» одна, то имеет смысл.
– Тогда приехали бы российские поляки, а не галицийские.
– А если это для того, чтобы сбить нас со следа? – предположил статский советник. – Мы щупаем своих, а чужих пропускаем.
– Ну… тогда за Матушниковой надо установить слежку.
Трембель расстроился:
– А то вы не знаете?! Нету у нас сыскной полиции, нету. И людей для слежки тоже нет. Прикажете Снитко с Гайдуковым поставить в филеры? Чтобы они меняли друг друга?..
– Моих пограничников можно привлечь. Они ребята бравые.
Начальник особого отдела покачал головой:
– В той местности установить наблюдение не представляется возможным.
– Значит, ждем консула?
– Увы. Полицмейстера тоже можно понять: шкуру снимут с него, а не с нас.
Алексей Николаевич ушел и весь вечер томился черными мыслями. Как быть? Скиба – кукловод или как минимум один из заправил. Но доказательств нет: часы сами по себе ни о чем не говорят. Купил с рук на Солдатском базаре… Его сломались, а тут такая удача; не удержался. Показания помощника пристава Дулайтиса компрометируют Викторию. Здесь тоже все сомнительно: дама была в вуали, лично они не знакомы. Мало ли что могло ему показаться?
Думать о том, что Виктория не замешана в аферах, было приятно. И сыщик решил не спешить падать духом. Дознание уже близится к концу. Скоро все тайное станет явным. Тогда и разберемся, кто в чем виноват.
Выспаться коллежскому советнику не дали. В четыре часа утра его разбудил коридорный. Питерец протер глаза: рядом с ним стоял Трембель.
– Карл Федорович! Что стряслось?
– Вставайте, Алексей Николаевич. Матушникову зарезали.
Лыков не стал задавать лишних вопросов. Он быстро оделся, коляска вице-директора помчалась по пустым утренним улицам. Переехали Майданский мост, поднялись мимо замка и остановились на самом верху улицы. Из двухэтажного дома вышел околоточный надзиратель Гайдуков.
– Извольте сюда.
Квартира торговки, включая помещение ломбарда, находилась в полуподвале. В комнатах всюду был разгром. Труп хозяйки лежал на полу в кухне. Одна рана, точно в сердце. В луже крови виднелись разбросанные вещи: серебряные ложки, солонка, пара подстаканников.
– Это, видать, второпях уронили, – указал на них надзиратель.
– А что унесли, не удалось узнать? – спросил Лыков. – Книга для записи закладов цела?
– Никак нет, Алексей Николаич. Все обыскал, пока вас дожидался. Пропала, а может, и не было ее.
С улицы послышались торопливые шаги, и в комнаты ввалился полицмейстер. Глянул на тело и сказал:
– Эх…
– Вот вам и эх, – укорил его Трембель. – Если бы мы ее вчера арестовали – жизнь бы спасли. И заодно ниточку к аферам в казначействе. А теперь чего эхать…
Сыщик с вице-директором уехали, а полицмейстер остался на месте преступления.
Неожиданно в полдень Алексея Николаевича снова вызвал к себе Трембель. Он был взволнован.
– Ведь вы были правы, – сказал он без предисловий.
– В чем?
– Я получил донесение от секретного осведомителя. Он держит духан в Старых Куках. Правильнее сказать, притон, а не духан.
– И что в том донесении?
– У него накануне угощался известный абрек Спиридон Гратиашвили…
– Минуту, – перебил статского советника коллежский. – Вы имеете в виду Пидо Гратиашвили из Сагореджо?
– Да… А вы откуда его знаете?
– Поручик Абазадзе накануне своей гибели ездил арестовывать негодяя. Точнее, Арчил хотел пристрелить его, а не арестовать…
– И что?
– Я помню слова поручика. Он не застал абрека и сказал мне: будто кто его предупредил.
– Вот! – У вице-директора недобрым огнем загорелись глаза. – И я об этом. Еще когда ваш приятель-разбойник… как его?
– Имадин.
– Да, когда Имадин сказал, что полиция в крае продажная, я не поверил. А теперь получил доказательства. Мой осведомитель передал слова Гратиашвили. Абрек заявил духанщику: иду резать одну глупую бабу. Тот предостерег: убийство вещь такая, что всю полицию на уши поставит. После Безвуглого никак не отойдем, убытки несем, а ты опять туда же. Может, не надо? А Спиридон ему ответил: зарежу и сразу прочь из города. А насчет полиции не бойся: мне заказ кровь пустить передали от ее начальника, самого полковника Ковалева. Я ему давно плачу толику, потому и жив-здоров до сих пор.
Алексей Николаевич склонил голову, как на исповеди.
– Раз так, то и я вам кое-что расскажу. Похоже, они со Скибой заодно.
– С кем, со Скибой? А при чем тут трамвайщик?
– До того как выйти в отставку, Максим Вячеславович служил в петербургской сыскной, кстати, под началом нечистоплотного Виноградова.
– Не слышал про такого, – открестился Трембель.
– Тогда поверьте на слово, что он был жулик первый класс. При этом исправлял должность начальника. Ловил, кого хотел, точнее тех, кто ему не платил. А кто платил, тот гулял годами.