Тифлис 1904 - Страница 29

– Вроде бы так, – ответил Лыков, но неуверенно.

– Но если это так, почему только ислам дает фанатиков?

– Не только он. Я знаю очень культурных и интеллигентных иноверцев. И знаю православных фанатиков самого дурного пошиба.

– Фанатики есть и у нас, – раздраженно подтвердил грузин. – Но они не кидаются на людей другой веры с ножом. А магометане кидаются.

– Армяне тоже балуются террором, – возразил Лыков. – И поляки с латышами и финнами.

– Это другое, это национальный вопрос, – не согласился капитан. – А мы говорим о религии. Поляки-католики режут русских за то, что те православные?

– Нет.

– А мусульманские фанатики режут. Вон что с несчастными армянами турки выделывают. А курды? Я скажу больше: скоро эта дрянь заведется и в России. В Закаталах в том числе.

– Для мирного магометанина крайности тоже неприемлемы, – упрямо продолжил спор сыщик. – Коран не поощряет кровопролития. Извращенные толкователи великой книги находят в ней то, чего там нет. А вы обвиняете религию целиком.

– А почему в нашем с вами Евангелии этого никто не находит?

Они так и не договорили, потому что пришли к убежищу Имадина. Тот скрывался у ингилойца, который держал духан на форштадте. Капитан и коллежский советник зашли внутрь. Мусульманские духаны отличаются от грузинских. Там так же чисто и вкусно, провизия всегда свежая, но нет вина. Выпив по чашке кофе, офицер и сыщик попрощались друг с другом. Капитан ушел, а сыщик остался. И через минуту уже беседовал с другом-чеченцем.

– Мы обо всем договорились, – сообщил он. – Сегодня ночью берем Динда-Пето. Втроем: мы с тобой и вот этот капитан. Он сказал, что ловил тебя в прошлом году в Тушетии.

– Гвелисиани? – обрадовался Имадин. – Он порядочный человек. Только немножко самонадеянный: думает, что самый умный. Я завел его в ущелье и там оставил. Сутки капитан оттуда выбирался, ха-ха!

– Никого там не подстрелил?

– Ты что? – возмутился чеченец. – Говорил же, что не пролил крови честных людей. Мы побегали немного туда-сюда, я над ними посмеялся и ушел.

– Для капитана ты разбойник, понимаешь?

– Так я для всех разбойник. Еще никто не знает, что ты меня… – чеченец замялся.

– Завербовал, – подсказал Лыков.

– Нет, это нехорошее слово. Ты меня переубедил, вот.

– Пусть так. Гвелисиани еще долго будет относиться к тебе настороженно. Причем не только он.

– Понимаю. Людям не нравится, когда кто-то меняет веру. Это как предательство. А теперь я должен буду выдать своих пусть не товарищей – они никогда ими не были – но тех, с кем делил чурек у костра. Больше скажу: когда станет известно, что я перешел на твою сторону, мне лучше будет уехать с Кавказа.

– Вот к докторам и поедешь.

– Сначала на войну.

Они посидели еще какое-то время. Имадин нервничал, отвечал односложно, долго смотрел в одну точку. Переживал. Сегодня ночью чеченец должен перейти Рубикон. Помочь полиции схватить абрека. Обратной дороги уже не будет – на Кавказе за такое убивают. Да, Лыков ему друг и всегда поможет. Но жить Имадину придется в обществе, среди других людей. На нем будет клеймо предателя. Он станет изгоем и у таких, как Динда-Пето, и у таких, как Гвелисиани. Это тяжелый крест.

В полночь из Закатал на юго-восток выехали три всадника. Помощник начальника округа тоже оделся в горский костюм. Черные тени быстро летели по дороге. На мосту через Талачай их окликнул караул. Капитан что-то сказал вполголоса, и их пропустили.

По ночам на кавказских дорогах пусто. Не ездит почта, не ползут обозы, путники стараются сидеть по домам. Если стучат копыта, то это почти наверняка разбойники. Заслышав шум, все живое убирается в сторону. Вот и теперь три человека ехали рысью и никого не встречали.

Через несколько часов показались плоские крыши Кахи. Тут на мосту через Курмухчай всадников тоже встретил караул. На этот раз чеченец сказал одну короткую фразу, и гостей впустили в селение.

– Где сакля Борева? – шепотом спросил Лыков у товарища.

– В том конце.

Троица разделилась. Имадин ехал первым, не скрываясь. Двое других, таясь, следовали за ним на расстоянии в сто саженей. Чеченец уверенно выбирал дорогу. Вот он остановился, слез с коня. Сразу залаяли собаки.

– Проклятье, – скрипнул зубами капитан. – Про собак мы не подумали. Как будем подбираться?

– Подберемся… – безмятежно ответил питерец.

Стукнула дверь, раздались приглушенные голоса, и гость исчез в доме.

Полицейские выжидали, и не зря. Вскоре на улицу вышел туземец и долго стоял, прислушиваясь. Потом скрылся внутри.

– Идем, – бросил сыщик и уверенно направился к сакле. Гвелисиани шел рядом. Он на ходу вынул из кобуры револьвер. Покосился на Лыкова – тот шел с пустыми руками. Грузин поколебался и тоже убрал оружие.

Алексей Николаевич уже завелся. Вот-вот он встретится с негодяем, который убил Абазадзе. Вот-вот он с ним поквитается. Еще немного… Собаки пришипились, словно поняли, что не их час. Сыщик подошел к двери, сильно пнул ее ногой. Дверь полетела на пол. Лыков ворвался внутрь, увидел, как кто-то шарит по стене – там на крючках висело оружие. Он двинул в голову, не разбираясь, и повернулся ко второму. Динда-Пето! Абрек стоял посреди комнаты, опешивши, и крутил головой. Наконец спохватился и тоже метнулся к винтовке. Но Имадин сбоку ударил его по шее, и детина повалился навзничь. Пока он хрипел, чеченец ловко связал пленного.

Алексей Николаевич нагнулся ко второму противнику. Измаилу Бореву сильно досталось: он был без сознания. Схватка закончилась меньше чем за минуту.